Различные подходы к приватизации

нет комментариев

Чтобы понять феномен приватизации, рассмотрим исходные условия, ограничивающие масштабы приватизации, цели, которые разные люди связывали с ее проведением.

Приватизация — это акт, направленный на решение фундаментальных правовых и этических проблем, а также достижение многих экономических целей, которые должны были находиться в равновесии с политическими соображениями и ограничениями. Стратегии приватизации выстраивались с учетом всех этих факторов.

Исходные условия

Выбирая для себя стратегии приватизации, страны региона находились в состоянии разброда и беспорядка разной степени. Контроль над предприятиями также был разным. В Советском Союзе уполномоченные директора государственных предприятий фактически превратились в их квазисобственников, так как Закон о государственном предприятии 1987 г., запретив промышленным министерствам увольнять директоров предприятий, сделал их независимыми от министерств (Aslund, 1991). В Польше власть на предприятиях получили рабочие советы. Это грозило развитием рабочего самоуправления югославского типа, с характерным для него взвинчиванием заработной платы рабочих и ростом объемов государственных инвестиций на одного рабочего, развитием высокой инфляции и безработицы (Lipton and Sachs, 1990). В Венгрии тоже существовали рабочие советы, но они не были так сильны. В Чехословакии, Румынии и Болгарии государство и промышленные министерства оставались реальными собственниками государственных предприятий. Учитывая все эти особенности, различалась и политика приватизации разных стран, но значение относительной силы и власти отдельных политических групп реформаторами изначально понималось плохо. Обычно власть рабочих, профсоюзов и промышленных министерств преувеличивалась, а власть директоров государственных предприятий преуменьшалась.

Польша, Венгрия и Советский Союз уже стояли на пороге спонтанной приватизации крупных предприятий. Государственная собственность была подорвана, поскольку к этому моменту директора фактически «взяли в аренду» предприятия, полностью контролируя их денежные потоки. Директора, обычное помощью трансфертного ценообразования, лишали «свои» предприятия денежных средств. Директор мог продать всю или часть продукции «своего» государственного предприятия своей частной фирме по более низкой цене, а затем перепродать намного дороже, скрывая полученную прибыль от государства. Даже в Чешской Республике, где власть государства над предприятиями была максимальной, министр приватизации Томаш Ежек (TomaS Jezek, 1997, p. 480) отмечал: «Директора государственных предприятий обычно учреждали собственные частные компании и разными сомнительными способами переводили в них государственные активы». Обычно подобная «аренда» давала директору или, номинально, работникам предприятия право его постепенного выкупа по очень низкой цене (Grosfeld and Hare, 1991; Johnson and Kroll, 1991).

Главной целью формальной приватизации стало стремление остановить спонтанную приватизацию, которая была несправедливой, медленной и неэффективной. Реформаторы чувствовали, что подобная несанкционированная приватизация может привести к широкому политическому противодействию приватизации, что и случилось в действительности (Kaufmann and Siegelbaum, 1996). Фраза «что не приватизировано, будет украдено» отражала настрой на быстрое решение проблемы приватизации, особенно в странах бывшего Советского Союза.

Права собственности предполагают право контроля над активом и право на доход от него. Право контроля предполагает право решать, как использовать тот или иной актив, включая его продажу или сдачу внаем, в то время как право на доход означает право на получение доходов от актива. Права на доход были отделены от прав контроля и переданы различным государственным чиновникам, но, чтобы добиться эффективного управления предприятием, эти права должны были быть объединены. В противном случае правомерно ожидать, что усилия директоров будут направлены на перевод денежных потоков в свою пользу, не обращая внимания на то, как это скажется на предприятиях, что равноценно коррупции (Воуско et al., 1995; Kaufmann and Siegelbaum, 1996).

Ни одна из социалистических стран не допускала развития рынка капитала. Признавалось лишь существование маргинальных рынков дачных домиков и мелкого оборудования. Если, не существовало рынков, не существовало и рыночных цен на активы. Их отсутствие заставляло использовать в качестве действующих ценовых параметров балансовые цены или исторические издержки, хотя последние были далеки как от реальных издержек, так и от реальных рыночных цен. Не существовало ни правил, ни институтов для продажи собственности или предприятий. Когда стали образовываться рынки собственности, они были неликвидными и бессистемными. В результате сложилось мнение, что не следует опираться на исторические оценки и первоначальные рыночные цены, которые были слишком низки и неточны для сложных предприятий (Frydman and Rapaczynski, 1994). Хозяйственное право в целом находилось в зачаточном состоянии, но в Польше и Венгрии, где существовал значительный легальный частный сектор, оно было более развито. Поэтому эти две страны могли прибегнуть к более сложным схемам приватизации, чем другие страны, которым пришлось отказаться от использования в своих схемах судебной системы.

Естественно, не существовало никаких административных органов, ответственных за проведение приватизации. Старые промышленные министерства не могли управлять процессом приватизации, поскольку они либо были против нее, либо хотели провести ее в свою пользу. Поэтому каждой стране необходимо было создать властные органы по проведению приватизации. При этом они должны были быть достаточно децентрализованными, оставляя право приватизации большей части собственности региональным и местным властям. Новые приватизационные власти боролись против остатков старых промышленных министерств, за право государственного контроля над государственными предприятиями.

В посткоммунистическом мире не существовало необходимого правового, коммерческого или административного опыта и знаний в области приватизации. Достойного опыта не имели и западные консультанты и инвестиционные банкиры. Один американский инвестиционный банкир однажды говорил мне, что его компанию при заданном уровне комиссионных интересовали лишь консультации по приватизации предприятий, стоивших 100 млн долл. и более, и что только два десятка предприятий данного региона попадали в эту категорию.

Советский Союз переживал широкомасштабный экономический кризис, и производство стремительно сокращалось. При отсутствии сколько-нибудь явной ответственности за положение дел в стране напрашивался естественный вывод: «Единственный способ остановить падение эффективности предприятий в постсоциалистической период — это двигаться как можно быстрее в направлении установления режима подлинных прав собственности» (Frydman and Rapaczynski, 1994, p. 13). Потребность в срочной приватизации была разной в отдельных странах.

Вопрос справедливости

Приватизация прямо касается вопросов морали и справедливости, но самих моральных принципов было больше, чем единства вокруг каждого из них. Для некоторых фундаментальный принцип справедливости заключался в реституции, т. е. возврате собственности официальным наследникам. По национальным причинам этот принцип строго проводился в жизнь в странах Балтии и в соответствии с немецким правом — в ГДР. В Восточной Германии было получено около 2 млн заявок на возврат собственности. В результате суды были завалены делами на многие годы, а тысячи строительных проектов и предприятий, в силу непроясненных прав собственности, были остановлены. В определенной степени, особенно в сфере сельскохозяйственных земель и недвижимости, реституция имела место в большинстве стран Центральной Европы. В то же время этот процесс не коснулся средних и крупных предприятий. В странах СНГ, в которых коммунистическая система сохранялась более семидесяти лет, вопрос реституции практически не стоял (World Bank, 1996).

Либеральные экономисты выдвинули серьезные возражения против реституции. Они говорили: «Многие пострадали от коммунизма. Насколько морально компенсировать только потерю собственности?» Но существовали еще и технические сложности реституции. Это хорошо иллюстрирует положение дел в Восточной Германии — единственной посткоммунистической стране, быстро взявшей на вооружение западную правовую систему с теми громадными возможностями, которые имелись у судов. Коммунистическая система, Вторая мировая война или случай, когда ликвидировали документы на право владения землей (Frydman and Rapaczynski, 1994; Klaus, 1994).

Сходные доводы в защиту справедливости выдвигали и те, кто утверждал, что страдания в эпоху коммунизма нельзя оценить. Моральным решением было бы равное распределение собственности среди всего населения, что можно было бы осуществить, раздав всем гражданам ваучеры, представлявшие их право на государственную собственность. Затем государство могло бы распродать свою собственность с аукциона за ваучеры. Идею ваучерной приватизации приписывают Милтону Фридману, а в России — неолиберальному московскому экономисту Виталию Найшулю, который еще в 1987 г. написал книгу о ваучерной приватизации (Chubais, 1999). Вацлав Клаус стал главным поборником этой идеи в посткоммунистических странах. Оппоненты ваучерной приватизации утверждали, что столь радикальное решение было своего рода «коммунизмом наоборот». Они обвиняли сторонников ваучерной приватизации в «рыночном большевизме» (Glinski and Reddaway, 1999).

Другой, более социалистической по духу, была идея отдать предприятия работникам. Этот подход был сильнее развит в Советском Союзе, чем в Центральной и Восточной Европе. Он был наиболее популярен на малых предприятиях, которые при коммунистах были кооперативами.

Противоположный подход правого крыла заключался в том, что собственность не должна раздаваться, поскольку то, что дается бесплатно, не ценится. Этот взгляд был широко распространен в Венгрии и Польше, в которых к концу коммунистического периода сформировалась собственная буржуазия, а государство все еще было сильным и продолжало функционировать.

В то же время выдвигались определенные моральные возражения против возможных покупателей предприятий, поскольку лишь четыре вызывавших противоречивые чувства группы населения обладали средствами на раннем этапе перехода к рынку: чиновники-коммунисты, представители организованной преступности, подозрительные новые предприниматели и иностранцы. При громадном предложении собственности и нехватке средств на ее покупку собственность неминуемо должна была быть продана дешево, принося дополнительную выгоду тем, кто столь удачно в нужное время оказался при деньгах.

На Западе на крупных государственных предприятиях также существовала благоприятная почва для коррупции, что иллюстрируют коррупционные скандалы в Италии, Франции, Австрии и Греции. Таким образом, приватизация представлялась средством, которое могло положить конец распространившейся повсюду социалистической коррупции (Kaufmann and Siegelbaum, 1996).

Некоторые западные экономисты, в частности Дэвид Липтон и Джеффри Сакс (Lipton and Sachs, 1990b), выдвинули идею о передаче значительных объемов миноритарных вложений в акции пенсионным фондам, но прошли годы, прежде чем эта идея была осмыслена, главным образом потому, что воспринималась эта идея как технически очень сложная, а заинтересованные лица были слишком абстрактными фигурами, чтобы сформировать собственное лобби.

Значительная денежная эмиссия и либерализация цен в странах бывшего Советского Союза привела к обесценению банковс-ких сбережений. Пострадавшие требовали компенсации, и приватизация, в принципе, предоставляла такую возможность. Этот ва-риант попробовали осуществить в России, но Сбербанк в течение трех лет так и не смог открыть приватизационные счета для утра-ченных сбережений, что заставило реформаторов отказаться от этой идеи. В Украине либеральный премьер-министр Виктор Пинзеник после стабилизации 1996 г. вновь вернулся к этой идее и выпустил для потерянных сбережений «компенсационные сертификаты», которые могли использоваться как приватизационные ваучеры. Технически эта схема работала, но не получила никакого общественного признания.

Экономические цели

Приватизация рассматривалась как средство достижения разных экономических целей, которые можно разбить на три основные группы:

повышение аллокационной эффективности, т. е. перераспределение ресурсов из старых в новые виды деятельности;
повышение производственной эффективности — проведение реструктуризации компаний, сохранившихся на рынке;
формирование основ рыночной экономики в целом, включая развитие вновь созданных частных предприятий.

Фундаментальный тезис Людвига фон Мезиса (Ludwigvon Mises, 1920) стал воплощаться в жизнь: «Социализм отменяет рациональную экономику… Отношения обмена товарами могут устанавливаться только на основе частной собственности на средства производства.» Не существует ясной черты, отделяющей социалистическую экономику от капиталистической, но ни одна из стран Западной Европы не имеет государственного сектора, на долю которого приходится более 1/3 ВВП. Существует все больше эмпирических доказательств того, что всюду частные и приватизированные предприятия работают лучше, чем государственные (Vining and Boardman, 1992; Megginson et al., 1994).

Однако задача заключалась не только в том, чтобы исправить работу отдельных предприятий, но и в том, чтобы наладить рыночную экономику в целом. Как точно выразился чешский министр приватизации Томаш Ежек (TomaS Jezek, 1997, p. 480): «Главной целью приватизации в Чехословакии явилось не просто повышение эффективности отельных предприятий, но создание рыночных структур, способствующих развитию частного бизнеса. По сути это означало, что приватизация должна существенно трансформировать роль государства в экономике».

Главной темой дискуссии о социалистической реформе было утверждение, что у социалистических предприятий было слишком мало сил, чтобы стать настоящими предприятиями и что у них не было настоящих собственников, поскольку государство вмешивалось буквально во все аспекты их деятельности. Поэтому лозунг времен Горбачева гласил: «У предприятий должны появиться настоящие собственники («хозяева»)». Именно в посткоммунистическую эпоху был сделан окончательный вывод о том, что создать настоящих хозяев может только приватизация.

Аналогичным образом социалистические предприятия были связаны не только с государством, но и посредством сложной сети связей друг с другом. Приватизация должна была разорвать этот порочный круг и освободить предприятия от всех внеэкономических связей, сделав их действительно независимыми друг от друга и создав тем самым условия для развития настоящей конкуренции. Как утверждал президент Кыргызстана Аскар Акаев (Askar Akaev, 2000, p. 47): «Эффективность в основном определяется структурой рынка и развитием конкуренции. Главными целями приватизации являются, таким образом, изменение отношений собственности, формирование рыночной структуры и усиление конкуренции». Противники приватизации пытались утверждать, что конкуренция и демонополизация более важны, чем приватизация (Bogomolov, 1996), но в действительности такого противоречия не существовало. Ни одно агентство по развитию конкуренции, которые в массовом масштабе появлялись в процессе приватизации, не достигло успеха в расформировании и демонополизации государственных предприятий (Slay, 1996).

Приватизация также позволяла наложить на предприятия более жесткие бюджетные ограничения. Хотя формально правительства могли давать субсидии и частным фирмам, все же с гораздо большей вероятностью значительные дотации получали крупные государственные предприятия. Политически также было намного легче оправдать дотации государственным корпорациям.

Главной заботой аналитиков приватизации была реструктуризация предприятий, которая могла быть проведена лишь при создании надлежащих стимулов для менеджеров, а также при улучшении контроля за их действиями, т. е. при совершенствовании общего корпоративного руководства. Только сильные собственники могли решить важнейшую проблему «принципала-агента», контролируя и стимулируя менеджеров предприятий. Поскольку менеджеры были столь нерасторопны, многие предлагали сократить количество собственников, считая, что идеально иметь одного сильного собственника или, по крайней мере, одного сильного главного собственника. Аналитики усматривали опасность в широко разветвленной структуре собственности, хотя первоначально считалось, что собственники-аутсайдеры экономически предпочтительнее. Другой проблемой являлось доминирование собственников-инсайдеров. Существовала опасность, что для работников с разнообразными, часто противоречивыми интересами экономическая эффективность отходит на второй план. Противоположный вариант, напротив, допускал постепенное распыление прав собственности работников и незаконный захват их наемным менеджером. Хотя предпочтение отдавалось одному сильному собственнику, старый менеджер скорее всего мог не иметь необходимых для работы в новой рыночной экономике качеств, и его трудно было бы вытеснить. Иностранцам с их капиталом и знаниями, как вести дела, отдавалось предпочтение среди аутсайдеров (Havrylyshyn and McGettigan, 1999).

Приватизация крупных предприятий являлась предварительным условием развития настоящего рынка капитала и более рациональ-ного размещения капитала. Правительства многих постсоветских государств вплоть до конца 90-х годов продолжали инвестировать государственные средства в предприятия, не имея экономических критериев для этого. Кроме того, исходная структура собственнос-ти в большинстве приватизационных схем не представлялась слишком эффективной. Поэтому столь важно было раннее развитие торговли акциями: оно облегчало процесс накопления акций новыми сильными собственниками. Это объясняет нетерпение реформаторов и их желание уже на ранних этапах развивать фондовый рынк, обеспечивая тем самым транспарентное и эффективное руководство корпорациями. Внешний контроль мог использоваться только в том случае, если менеджеров смогли обязать быть подотчетными и ответственными. Понятно, что эти надежды были нереалистичны, но фондовые рынки были причудой и любимым коньком вновь испеченных капиталистов. Не многие питали иллюзии об эффективной структуре собственности на ранних этапах реформ. Эта была лишь попытка выбрать наименьшее из зол.

Более широкая экономическая задача, чем реструктуризация предприятий, заключалась в том, чтобы облегчить уход с рынка устаревших предприятий и вступление на рынок новых фирм, т. е. стимулировать процесс, который Йозеф Шумпетер (Joseph Schumpeter, 1943) называл созидательным разрушением. Подобное разрушение могло принимать много форм, но не могло произойти без жестких бюджетных ограничений и проведения процедуры банкротства как окончательного вердикта о судьбе предприятия. В дальнейшем крайне мало компаний были признаны банкротами, но многие были вынуждены продавать неиспользуемые активы, создавая тем самы м рынок активов и закладывая основу новых предприятий. Таким образом, уход компаний с рынка часто являлся необходимым условием для входа на рынок новых фирм.

Инвестиции, особенно иностранные, стали широко рассматриваться как основная цель приватизации, но это внесло лишь путаницу и неразбериху. Многие в надежде увеличить объем инвестиций выступали не за свободную раздачу, а за продажу предприятий. Они, возможно, не осознавали, что плата за купленное предприятие становилась доходом государства, а не настоящими инвестициями. Реформаторы выступали против такого перевода частных сбережений в государственное богатство (Jezek, 1997). Надежды на приток иностранных инвестиций были повсеместно преувеличены, поскольку была живуча старая коммунистическая идея о том, что международный капитал только и мечтал об экспансии в бывшие коммунистические страны и что подобные инвестиции являлись главной целью западной политики. Подобное заблуждение я вилось фактором, отсрочившим приток прямых иностранных инвестиций в страны с переходной экономикой. Исключение соста вили лишь Венгрия и Чешская Республика.

На Западе главным мотивом приватизации обычно являются доходы государства, но в большинстве стран, начавших переход к рынку, эти соображения имели второстепенное значение. Главный упор делался на необходимость обеспечить системный структурный сдвиг и справедливость. Так как управление на государственных предприятиях обычно велось плохо, их стоимость была невысока. Определенным исключением являлась Венгрия, в которой благодаря продвинутости реформ предприятия стоили достаточно дорого, а Министерство финансов страдало от постоянной нехватки средств.

Политические цели и ограничения

Определяющим фактором в конце концов стали политические соображения и ограничения, поскольку «приватизация является по-литическим процессом, отражающим искусство возможного» (Kaufmann and Siegelbaum, 1996, p. 439). Главной политической целью реформаторов было разрушение всеобъемлющей власти государства и развитие частной собственности как основы свободы и демократии, в русле идей Фридриха Хайека (Friedrich Hayek, 1944, p. 78) о том, что «система частной собственности является наиболее важной гарантией свободы не только для тех, кто владеет собственностью, но в не меньшей степени и для тех, кто ею не обладает».

Максим Бойко, Андрей Шляйфер и Роберт Вишни (Maxim Boycko, Andrei Shleiferand Robert Vishny, 1995), т. е. те, кто разрабатывал идеи российской приватизации, считали главной ее целью «деполитизацию» экономики. В коммунистической системе выбор менеджеров и их продвижение по службе определялись политическими соображениями. В новой системе политики должны были быть отделены от собственности, и это намного важнее, чем эффективное руководство компаниями. «Мы считаем, что контроль за менеджерами не столь важен, как контроль за политиками, поскольку интересы менеджеров в целом намного ближе к понятию экономической эффективности, чем интересы политиков» (Maxim Boycko, Andrei Shleiferand Robert Vishny, 1995, p. 65).

Отделение государства от предприятий не могло быть проведено сразу и навсегда, поскольку поверженное государство легко восстанавливалось в других формах. Реформаторы видели главную угрозу в отраслевых министерствах, и они были разрушены на ранних этапах реформ в Венгрии, Польше и странах бывшего Советского Союза, поскольку реформаторы и директора государственных предприятий были заодно в своей борьбе против министерств. В то же время министерства, связанные с естественными ресурсами, стали превращаться в разного рода корпорации. Множество предложений по созданию новых структур, сходных с министерствами, например холдинговых компаний, появлялось еще долгие годы и часто исходило от деловых людей.

Другой важнейшей политической целью либерального характера было создание нового среднего класса хорошо образованных и обладающих собственностью людей. Можно выделить двух важнейших сторонников этой точки зрения — Вацлава Клауса (Vaclav Klaus, 1994) и Егора Гайдара (Yegor Gaidar, 2000). Собственно, поэтому они и способствовали проведению ваучерной приватизации и развитию новых предприятий.

Политически было невозможно использовать лишь одну схему приватизации. В действительности законная приватизация стала по-настоящему проводиться лишь тогда, когда была сформирована широкая коалиция, активно вовлеченная как в утверждение стратегии приватизации, так и в проведение ее в жизнь. Правительство вынуждено было учитывать претензии на собственность со стороны тех, кто и так управлял ею, — менеджеров, работников, чиновников министерств и местной власти. Вопрос заключался лишь в том, как достигнуть эффективного равновесия интересов для успешного продвижения реформ (Boycko et al., 1995). Сила претензий на собственность указанных групп была разной в разных странах и зависела от исходной правовой базы, распределения власти и избранных приватизационных схем. Приватизация в пользу групп влияния противоречила идеям эффективного руководства корпорациями, поскольку главными претендентами становились менеджеры и работники предприятий, что, по общему мнению, считалось наихудшим вариантом перераспределения собственности в крупных компаниях. Это усложняло приватизацию в странах, порвавших с коммунизмом, но без достижения соответствующего компромисса приватизационный процесс развивался плохо, что и наблюдалось в странах СНГ.

Предполагаемые масштабы приватизации

Масштабы приватизации не являлись центральным пунктом дискуссии, поскольку никто не хотел обсуждать ее конечные результаты. Так как наиболее агрессивная часть старой элиты боролась за свою долю собственности, прямая оппозиция приватизации была незначительной. Реформаторы прагматически стремились уменьшить сопротивление до минимума, поскольку объемы собственности, подлежащей приватизации, были громадными. Однако доминирующими стали представления о том, что приватизация должна пойти настолько далеко, чтобы государственный сектор в странах с переходной экономикой не превышал государственный сектор стран Западной Европы.

Некоторые отрасли требовали особого подхода. В Чешской Республике весьма рано возникли дискуссии о судьбе так называемого фамильного серебра нации, т. е. предприятий, представляющих национальную гордость и не подлежащих приватизации. В России значительная часть оборонной промышленности была исключена из сферы приватизации. В Украине коммунисты выделили тысячи предприятий, не подлежавших приватизации. Во всех странах с переходной экономикой значительные споры вызывали компании, связанные с природными ресурсами, а также монополии, так как существовали опасения, что они будут проданы слишком дешево. Аналогичным образом аграрное лобби боролось за то, чтобы собственность в сельском хозяйстве не перешла к иностранцам, а в обществе сохранялись вполне объяснимые страхи, что земля в спекулятивных целях будет дешево скуплена живущими в других странах лендлордами. Вместе с тем мало кто сопротивлялся приватизации множества мелких и средних предприятий и большинства крупных промышленных предприятий. Стандартный компромисс заключался в том, чтобы создать реестр отраслей и предприятий, которые в обозримом будущем не будут приватизированы. Реформаторы пытались сократить этот список и подчеркивали его временный характер.

Методы приватизации

Проведенная дискуссия очертила широкий набор возможностей и ограничений в проведении приватизации. По некоторым наиболее общим принципам было достигнуто определенное согласие:

Приватизация должна вести к формированию реально действующих, четко прописанных и понятных прав собственности.
Новые собственники должны иметь все возможности эффективно контролировать управляющих компаний.
Приватизация должна быть признана обществом.
Она должна способствовать повышению экономической эффективности как самих приватизированных предприятий, так и экономики в целом.

По другим пунктам, касающимся приватизации, согласия не было и нужно было остановиться на одной из точек зрения.

Одни утверждали, что важнее всего скорость приватизации, в то время как другие говорили, что важнее ее качество.
Одни настаивали на приватизации в пользу инсайдеров, другие предпочитали продажу инвесторам-аутсайдерам.
Принципы справедливости и политической целесообразности противопоставлялись принципам экономической эффективности.

Выбор конкретного метода приватизации зависел от типа собственности, политической ситуации, возможностей бюрократической машины и важнейших претензий на собственность. Основные методы были следующие:

открытая продажа;
выкуп менеджерами или работниками предприятий;
массовая приватизация;
реституция;
ликвидация.

Главный конфликт возник в связи с приватизацией крупных предприятий. Одни требовали во имя сохранения качества приватизации, чтобы собственность продавалась за деньги, какова бы ни была скорость этого процесса. Другие считали скорость более важным параметром, чем качество, и допускали раздачу собственности как инсайдерам, так и населению. В отличие от ситуации при проведении либерализации и макроэкономической стабилизации это не была борьба между реформаторами и искателями ренты. Оба лагеря возглавляли реформаторы, в то время как искатели ренты пытались проникнуть в обе группировки и получить выгоду где только возможно. В конце концов, когда результаты приватизации стали вполне ощутимыми, оказалось, что их весьма трудно оценить как с позиции морали и справедливости, так и в политическом плане.

Быстрота, коррупция и равенство

При выборе стратегии приватизации главной заботой реформаторов была проблема коррупции, достижение равенства и быстрота проведения реформы. Приватизация часто считается причиной коррупции в посткоммунистических странах, за что и ругают реформаторов (Stiglitz, 1999а; Goldman, 1996). Однако коррупцию можно определить как злоупотребление государственной властью в личных целях. Приватизация кладет конец этим незаконным операциям, поскольку любая аренда или лицензирование предполагает их продолжение (Kaufmann and Siegelbaum, 1996). Хотя теоретически это возможно, практически маловероятно, чтобы чиновник был в состоянии дисконтировать текущую стоимость всех взяток, которые он может получить. Более того, покупатель может потребовать значительной скидки, учитывая свою высокую премию за риск, связанную с неопределенностью раннего переходного периода. Обзор действительно полученной ренты дает основания предполагать, что приватизация не стала главным источником дохода чиновников (Aslund, 1999).

«Хотя трудно отрицать, что в переходной экономике усиление коррупции совпало с процессом приватизации, из этого не обязательно следует, что именно приватизация явилась непосредственной причиной роста коррупции» (Kaufmann and Siegelbaum, 1996, p. 428). Коррупция развивалась параллельно с ростом преступности, которая достигла своего пика сразу после крушения коммунизма, а затем стала снижаться. И то и другое явилось следствием ослабления государственной власти (Aslund, 1997а). Приватизация стала регулярным явлением год или два спустя после падения коммунизма. В силу элементарной логики причина не может следовать за своим результатом, и приватизация, в результате которой у чиновников оставалось все меньше объектов для продажи, скорее представляется процессом, способствовавшим ослаблению коррупции. Как и многие другие явления переходного периода, коррупция и приватизация развивались параллельно друг другу и способствовали перераспределению богатства, но это характерно и для множества других явлений и процессов, поэтому одновременность не следует путать с причинностью.

Однако при выборе скорости и стратегии приватизации фактор коррупции был одним из важнейших. Венгры провозгласили, что приватизация должна создать сильных собственников, полностью руководящих своими компаниями, а государство — получить причитающиеся ему доходы: «Государственная собственность не должна проматываться путем раздачи всем и каждому по доброте душевной…. Главная задача сейчас — не просто раздать собственность, но передать ее в руки действительйого лучшего собственника» (Kornai, 1990, р. 81-82). Необходимым условием такого подхода к приватизации, однако, являлось хорошее состояние самого государства, которое позволяло ему управлять государственными предприятиями и содержать их. Только венгры, поляки и эстонцы могли согласиться с мнением Корнай (Kornai, 1990, р. 82): «Государство живо и находится в хорошем состоянии. Его аппарат обязан тщательно сохранять доверенное ему национальное богатство до тех пор, пока не появится новый собственник, который сможет гарантировать его более надежную и более эффективную опеку». Таким образом, скорость приватизации в этом случае не имела большого значения. Наилучшей стратегией с позиции максимизации доходов государства являлся равномерный процесс приватизации.

В постсоветском беспорядке, однако, государственные предприятия были объектами чрезвычайного воровства. Немалую лепту в это внесла спонтанная приватизация, развернутая самими наемными управляющими. Со временем появилась возможность внедрить более законные формы приватизации, поскольку трансакционные издержки проведения недозволенных операций были достаточно высоки, а время, необходимое для заключения подобных сделок, — весьма значительным. Это послужило важным аргументом в пользу массовой приватизации, которая должна была обеспечить большее равенство и популярность приватизации. Поскольку государственные чиновники тормозили процесс, высокая скорость не могла быть достигнута без лишения свободы действий чиновничества, что, в свою очередь, уменьшало и коррупцию. Кроме того, высокие темпы требовали участия множества людей. Это создавало условия для большего равноправия в проведении приватизации, а быстрая приватизация могла вовлечь и мобилизовать людей. Реформаторы, кроме того, надеялись добиться успеха, используя хаос и запустив приватизацию до того, как старая власть вновь обретет силы и увеличит свои претензии на государственную собственность. Спустя несколько лет после крушения коммунизма крупные активы не имели ясной рыночной стоимости или оценивались крайне дешево. Эта ценовая неопределенность способствовала использованию упрощенной приватизационной схемы. Ее целью было создание критической массы приватизированных предприятий, что могло гарантировать выживание рыночной экономики в целом. Кроме того, передачу крупной собственности из рук государства нужно было успеть осуществить в тот период, когда власть была еще настроена идеалистически, поскольку управление крупной неупорядоченной государственной собственностью должно было неминуемо развратить многих высших чиновников. Итак, реформаторы видели в массовой приватизации способ упорядочить и ускорить приватизацию, поэтому все посткоммунистические страны, за исключением Венгрии, Восточной Германии и Азербайджана, выбрали ту или иную схему массовой приватизации (Kaufmann and Siegelbaum, 1996; Boyckoet al., 1995; Chubais, 1999; Aslund, 1992).

Источник: «Строительство капитализма. Рыночная трансформация стран бывшего советского блока», Лидере Ослунд, 2011