Конспект экономиста:)

Меню

Проблема выживания

нет комментариев

«Пришло время схватить большевизм за горло», — заявил в октябре 1926 г. на митинге в Лондоне Локер Лампсон, человек Детердинга — «короля нефти» и брат британского заместителя министра иностранных дел. Примерно в то же время Черчилль выражает надежду, что с дружественными отношениями с Россией будет покончено.

В какой ситуации раздавались эти призывы и какова была расстановка сил между державами?

К середине 20-х годов Соединенные Штаты существен­но укрепили свои позиции.

Первая мировая война и следующие непосредственно за ней годы были благоприятными для американской эко­номической экспансии.

Воспользовавшись ослаблением своих европейских кон­курентов в первой мировой войне, американские монопо­лии в 20-х годах усилили свой натиск. Годы первой миро­вой войны оказались поворотными. Иностранная задол­женность США была покрыта на сумму 6 млрд. долл. Сами США предоставили другим странам в 1914—1922 гг. правительственных и частных капиталов на сумму 13 млрд. долл., в том числе 10 млрд. долл. приходилось на прави­тельственные займы. Основная масса международных займов размещалась теперь на денежных рынках не За­падной Европы, а США. Сумма американских капиталовло­жений за рубежом составила в целом, включая долгосроч­ные и краткосрочные инвестиции, а также золотовалютные резервы:

  • в 1919 г. — 0,7 млрд. долл.
  • в 1924 г. — 15,1
  • 1927 г. — 17,9
  • 1930 г. — 21,5 млрд. долл

В то время как темпы вывоза капитала из США возрастали, за 1913—1930 гг. Англия увеличила свои внешние капиталовложе­ния всего с 17 до 19 млрд. долл., капиталы Франции за рубежом даже сократились с 12 до 7 млрд. долл., Гер­мании — с 9 до 1 млрд. долл.

Соединенные Штаты сосредоточивали в своих руках невидимые нити, при помощи которых можно было влиять на национальное хозяйство других стран, разумеется, в своих собственных интересах.

Мощь американской экономики быстро возрастала: с 1913 по 1929 г. промышленное производство США вы­росло на 70 %, в то время как в Англии, например, оно несколько сократилось. По общему объему промышлен­ного производства США превзошли всю Западную Европу.

США вырвались вперед и в мировом экспорте. Их удельный вес поднялся с 13,3 % в 1913 г. до 15,6 % в 1929 г. и, хотя к началу второй мировой войны они вновь снизили долю своего участия в экспортной торговле до 13 %, они уже прочно удерживали первое место. Англия, непосредственно следовавшая за США в 1920—1930 гг., соответственно с 13,9 % в 1913 г., когда она занимала первое место, отошла в 1929 г. на второе место — 10,7 %, а в 1938 г. ее доля в экспортной торговле составляла лишь 10.1 %.

Германия с 13,1 % в 1913 г. отошла на третье место в 1929 г. (9,7 %) и до второй мировой войны так и не смог­ла изменить своего положения.

Перемены в сфере международных экономических от­ношений, вызванные первой мировой войной, не ограни­чились перераспределением мест среди основных экспор­теров капитала и товаров.

Первая мировая война сопровождалась прекращением размена банковских билетов на золото и свободного транс­ферта, или перевозки, золота из страны в страну. Повсе­местно был введен жесткий валютный контроль, хотя он оказался малоэффективным. Система валютного контроля сохранилась в большом числе стран и после первой миро­вой войны. Затем отдельные страны стали устанавливать некие промежуточные формы золотого стандарта. Так, Англия в 1925 г. и Франция в 1928 г. ввели золотослит­ковый стандарт, при котором центральные банки не раз­менивали банкноты на золотые монеты, однако организа­ции (банки, крупные фирмы и т.д.), связанные с между­народными расчетами, могли получить из центральных банков золотые слитки на крупные суммы. В Англии предъявитель банковских билетов на сумму примерно 1700 ф. ст. получал слиток весом 400 тройских унций (бо­лее 12 кг). Можно было обменять и большее число биле­тов на кратное количество золота (на два и более слитка). Ряд стран ввел систему золотодевизного стандарта, в рамках которого можно было, внеся национальную валюту, получить перевод за рубеж в валюте той страны, где тре­буется произвести платеж.

Мировая война, затем период разрухи в хозяйствах многих европейских стран, нарушение прежних междуна­родных экономических связей потребовали в большей сте­пени, чем раньше, участия государственных органов во внешнеэкономической деятельности. Повсеместно возрас­тает роль государства.

С 1921 г. все сколько-нибудь крупные мероприятия по вывозу ссудного капитала из США могли осуществлять­ся фактически только с санкции государственного депар­тамента. Размещение многочисленных займов в США в 20-х годах всегда находилось под прямым контролем фи­нансовой олигархии, действовавшей через государственный аппарат. В дальнейшем крупные американские займы Германии осуществлялись при непосредственном широком использовании государственного аппарата США.

При этом капиталистические державы все более актив­но применяют экспансионистские методы и во внешней торговле. Экспорт товаров за рубеж всячески форсируется государством (государственные гарантии по частным экс­портным кредитам и др.), а внутренний рынок огражда­ется от всякой конкуренции иностранных товаров путем контингентирования и лицензирования, высокими пошли­нами и пр.

В первые послевоенные годы оборот международной торговли еще не достиг довоенного уровня (1913 г. — 100 %; 1921 г. — 79,5 % ) . Затем вновь начинается посту­пательное движение; 1927 г. — 121,5 %; 1929 г. — 129,5 . Тем временем удельный вес готовой продукции уже составлял около 40 %, хотя сырье и полуфабрикаты также занимали весьма значительное место — 35 % (затем оно возрастет за счет стремительного увеличения торговли нефтью). Впрочем, экспортно-импортные операции с зер­ном и другими сельскохозяйственными пищевыми товара­ми удерживают за собой 20—25 % мировой торговли. (Структура нашего экспорта с низкой долей промышленной продукции продолжает отрываться от мировой).

Быстро растет картелирование в международной тор­говле. К концу 20-х — началу 30-х годов международные картели контролировали напрямую более 40 %, а косвенно свыше 60 % международной капиталистической торговли. В системе картелей влияние американских корпораций постоянно усиливалось.

Среди наиболее крупных американских монополий активную роль играет известная нам группа Рокфеллеров. В 20-х годах она уже занимала второе место среди моно­полий США, уступая лишь Морганам. Ядром «нефтяного спрута» была по-прежнему «Стандард ойл» (с 1972 г. она будет переименована в «Эксон») и крупнейший банк «Чейз Манхеттэн».

Историки клана Рокфеллеров отмечают, что настоящая эра нефти началась незадолго до первой мировой войны, когда Генри Форд выпустил свой первый в мире серийный автомобиль. Автомобиль как гигантский потребитель от­крывал перед нефтяным гигантом «Стандард ойл» новые, заманчивые перспективы. «Стандард ойл» умело приспо­сабливалась к условиям монополистического капитализма. Наемные управляющие путем ловких покупок создавали новый концерн — вполне в духе Дж. Рокфеллера-старше­го. Он превратился в транснациональное предприятие, классический промышленный гигант, занимающийся всеми операциями с нефтью — разведкой, буровыми работами, транспортировкой, переработкой и сбытом с доставкой заказчику. В 1919 г. ему принадлежали 50 % капитала техасской «Гамбл ойл энд рифайнинг». С помощью этой средней по размерам фирмы управляющие «Стандард ойл» быстро расширили свои позиции в США. Через де­сять лет техасская фирма стала одной из самых крупных в США нефтяных корпораций. В 1920 г. корпорация по­ручила своему канадскому филиалу скупить колумбийские нефтепромыслы, в 1924 г. — перуанские. Потом основала фирму «Стандард ойл оф Венесуэла». В 1928 г. она приоб­рела большую часть акций венесуэльской нефтяной ком­пании «Креол петролеум корпорейшн», в 1932 г. выкупила акции «Лаго петролеум», владевшей крупнейшими в Вене­суэле нефтепромыслами в районе озера Маракаибо. В районе своих старых нефтепромыслов в Паламбанге на острове Суматра (Индонезия) Рокфеллер построил в 1926 г. нефтеперегонный завод. Вместе с другими гиган­тами нефтяного бизнеса — «Бритиш петролеум» и «Шелл»«Стандард ойл» принимает участие в 20-х го­дах в фирме «Тюркши петролеум» и быстро пускает корни на Ближнем и Среднем Востоке. Битва за нефть продолжается.

Тем временем создание монопольных объединений идет полным ходом в сфере производства и торговли самыми разными товарами.

Однако идиллическая для американских монополий си­туация в октябре 1929 г. внезапно потрясается до самого основания.

На американскую экономику обрушился глубокий эко­номический кризис, по масштабам не имевший себе рав­ных в истории. Общее падение акций на бирже послужило началом кризиса, возникла паника, которая перешла в экономический хаос. На этом в США закончилась эпоха «процветания» так называемого просперити (именно под этим английским словом она вошла в историю).

Паника на бирже была следствием нарушения процесса капиталистического воспроизводства: обострилась пробле­ма реализации, возникло массовое относительное пере­производство товаров, невозможно стало получить креди­ты. По Соединенным Штатам прокатилась волна банкрот­ств. За годы кризиса разорились более 100 тыс. торговых и промышленных фирм и 19 крупных железнодорожных компаний. Массовый крах основных вкладчиков ( и дол­жников) подорвал положение банков. Обанкротились бо­лее 5760 банков. В результате миллионы вкладчиков по всей стране, от крупных владельцев до людей скромного достатка, потеряли свои капиталы или лишились сбереже­ний.

Падение производства в США было ужасающим. Оно составило в 1932 г. 46 % по сравнению с 1929 г. Факти­чески американская промышленность была отброшена на­зад на 20 лет к уровню далекого 1911 года. Кризис оказался мировым, он резко нарушил все международные экономические связи, серьезно повлияв и на систему внешнеэкономических отношений США. Оборот внешней торговли Соединенных Штатов упал за 1929—1933 гг. в 3 раза.

Одновременно мировой экономический кризис 1929—1933 гг. привел к сильному сокращению промышленного производства и охватил другие отрасли экономики почти всех государств капиталистического мира. Объем промыш­ленного производства упал в Англии более чем на 16 %, во Франции — почти на 32, в Японии — более чем на 32, а в Германии — почти на 47 %.

Кризис обострил все экономические и политические отношения как между капиталистическими странами, так и в целом между капиталистическим миром и первым социалистическим государством.

Особенно знаменательные события произошли в сфере кредита, денег и валюты. Экономическому кризису 1929—1933 гг. предшествовала большая кредитная экспансия. Рост кредита существенно превышал рост производства. Индекс промышленной продукции с 1923 по 1929 г. увели­чился на 18 %, тогда как эмиссия ценных бумаг — в 2,5 раза, а курсы акций — в 3 раза. О биржевом ажиотаже свидетельствует повышение курсовой стоимости акций на нью-йорской бирже с 27 млрд. долл. в конце 1924 г. при­мерно до 90 млрд. долл. в августе 1929 г.

Началом мирового кризиса явился биржевой крах в США осенью 1929 г., когда средний курс промышленных акций упал с сентября по ноябрь более чем на 1/3, а об­щая сумма потерь на курсах акций превысила 26 млрд. долл. Затем биржевой кризис распространился и на евро­пейские страны. Летом 1931 г. он охватил Германию и Австрию. Ухудшение финансового положения Германии и дефицит ее государственного бюджета, обострение внут­риполитической борьбы привели к массовому оттоку из Гер­мании иностранных капиталов. С декабря 1930 по июль 1931 г. из германских банков было изъято 2,1 млрд. марок иностранных капиталов, а золотые и инвалютные резервы Рейхсбанка за 1,5 месяца (с 30 мая по 15 июля 1931 г.) сократились на 1,1 млрд. марок, или более чем на 40 %.

В июле 1931 г. начались банковские крахи, включая тре­тий по величине Данатбанк. Прекратились платежи по внешним займам, был отменен свободный вывоз золота и введены меры строжайшего валютного контроля. Иными словами, рухнул золотодевизный стандарт.

Денежно-кредитный кризис перерос в валютный. В 1930 г. было обесценено около 10 валют, в 1933 г. — уже 35, как правило, на 40—60 % (по сравнению с золотым паритетом 1929 г.).

Валютный кризис поразил в первую очередь аграрные страны, например страны Латинской Америки, в которых отмена золотого стандарта и обесценение валют произош­ли в 1929 и 1930 гг. Сильное падение цен на экспортные сельскохозяйственные товары, обычное в период экономи­ческих кризисов на мировых рынках, а также сокращение притока капитала из промышленно развитых держав За­пада нанесли удар аграрным странам. Золотой запас латиноамериканских стран упал с 900 млн. долл. в 1928 г. до 359 млн. долл. в 1931 г. Истощение золотых запасов сделало неизбежным отмену золотого стандарта.

Немного позднее, осенью 1931 г., вслед за Германией был отменен золотой стандарт в Англии. При этом было при­ остановлено действие закона 1925 г. о размене банковских билетов на золотые слитки. Перед этим резко ухудшился британский платежный баланс, поскольку начавшийся эко­номический кризис привел к сокращению экспорта това­ров, а также к уменьшению доходов от судоходства и зарубежных инвестиций.

Платежный баланс Англии 1929 г., сведенный с актив­ным сальдо в 103 млн. ф. ст., в 1931 г. показал пассив в 104 млн, ф. ст. Крупный дефицит государственного бюджета, обострение в стране внутриполитического поло­жения — восстание моряков явились непосредственной причиной утечки за рубеж иностранных капиталов. Стал быстро уменьшаться золотой запас Английского банка, а это в свою очередь привело к прекращению размена банк­нот. К концу 1931 г. фунт обесценился на 1/3 по сравне­нию с его прежним паритетом. Произошел крах золото­слиткового стандарта.

Крушение золотого стандарта в Англии явилось непо­средственной причиной перерастания валютного кризиса в мировой. В то время валюты многих стран были сориенти­рованы на фунт стерлингов и его обесценение повлекло за собой распад «золотого блока».

В 1931 г. золотой стандарт был отменен и в Японии. Таким образом, если большинство капиталистических стран прекратило чеканку монет и ограничило размен денег на золото еще в период первой мировой войны, то во время мирового экономического кризиса 1929—1933 гг., а затем и во время последовавшей за кризисом так назы­ваемой великой депрессии были окончательно отменены уже все виды размена.

В результате кризиса разгорелась ожесточенная валют­ная война: империалистические державы, максимально снижая курс своей валюты, стремились использовать ва­лютный демпинг, т. е. продажу фактически за бесценок. В условиях крушения денежно-кредитной и валютной систем капиталистические державы разбились на группи­ровки. Англия организовала в октябре 1931 г. стерлинго­вый блок, в который вошли британские колонии и доми­нионы (без Канады), а также североевропейские и не­которые другие страны. Государства блока по ряду важ­ных вопросов были подчинены единой дисциплине и их валютные резервы размещались в лондонских банках.

Стерлинговый блок был грозным средством борьбы на мировой арене. В противовес ему США создали долларо­вый блок, к которому примкнула Канада и ряд стран Ла­тинской Америки.

Третья группа стран — Франция, Бельгия, Швейцария, Голландия, Италия и Чехословакия, которые в то время еще придерживались золотого стандарта, организовали так называемый золотой блок. Этот блок оказался недолговеч­ным и вскоре распался.

Валютные блоки разбили капиталистический мир на обособленные валютные зоны, и борьба продолжалась уже не только между отдельными странами, но и между группами государств. Для ведения валютных войн стали создаваться фонды валютного регулирования.

Тем временем валютная схватка заканчивалась не в пользу прежних экспортеров капитала — западно-европей­ских стран. Суть происходившего в то время в сфере вывоза капитала очень четко выразил Ж. Клемансо, зая­вивший в канун кризиса, что «Америка настойчиво прово­дит политику, целью которой является финансовая эксплу­атация Европы». К этому времени сумма американских капиталов в Европе достигла 4,6 млрд. долл., а в целом за рубежом 17 млрд. долл. Действительно, для европейцев настало самое время бить тревогу. Ведь за период 1913—1930 гг. все зарубежные капиталовложения Франции, Англии и Германии существенно сократились.

Борьба в сфере вывоза капитала, которая обострилась во время кризиса 1929—1933 гг., продолжалась. Однако впоследствии результаты борьбы стали иными. Началось постепенное оттеснение США с первого места как экспортера капитала. Здесь сказалось влияние общих факторов долгосрочного характера. В конце 20-х годов резко сокра­тился экспорт капитала в целом, и в том числе из США. Вывоз капитала из США упал с 1300 млн. долл. в 1928 г. до 26 млн. в 1932 г. и до 0,1 млн. долл. в 1933 г. Общая же сумма, например, американских промышленных вложе­ний за рубежом, которая с 1919 по 1930 г. возросла с 6,5 до 15,2 млрд. долл., затем сокращалась и перед второй мировой войной уже составляла 10,8 млрд. долл. За чет­верть столетия Соединенные Штаты быстро выдвинулись вперед как основной экспортер капитала и затем не менее быстро потеряли это место.

К началу второй мировой войны сумма долгосрочных заграничных инвестиций Англии достигла 22 млрд. долл., а США упала до 11,5 млн. долл. В эту сумму не входит задолженность Англии, Франции, Италии и других запад­но-европейских стран по ссудам военного времени. С 30-х годов платежи процентов и погашения этих ссуд были прекращены. Денежно-кредитные потрясения и валютные войны между тем сочетались с торговыми. Последние про­ходили в весьма тяжелой обстановке общего падения международной торговли. Объем мировой торговли (в не­ изменных ценах 1913 г.) упал с 49,5 млрд. долл. в 1929 г. до 36,8 млрд. долл. в 1932 г. , что было даже ниже дово­енного уровня. В этой ситуации страны ожесточенно боролись друг с другом на мировых рынках.

Влияние кризисной обстановки на мировых рынках определяло во многом не только борьбу между монополи­ями и их объединениями. Усложнились экономические отношения социалистического государства с внешним ми­ром. Изменения были неоднозначны. Падение спроса на мировом рынке усилило заинтересованность деловых кру­гов в экспорте товаров в Советский Союз. В эти годы СССР превратился в крупного покупателя машин, обору­дования и других товаров.

Вместе с тем расширение советского экспорта встреча­лось за рубежом в штыки. Часто, как и в наши дни, для борьбы использовались чисто политические средства: обви­нения в адрес Советского Союза в демпинге, использова­нии им принудительного труда и даже в экспорте револю­ции. Последовали ограничения или даже запрет на ввоз таких советских товаров, как лес, спички, асбест, марган­цевая руда и др., в Соединенные Штаты, Францию, Бель­гию, Канаду, Югославию.

Советское правительство быстро реагировало на враждебные действия, прекращая или, по крайней мере, сокра­щая закупки товаров в этих странах либо заказы на их изготовление. Использовались также такие меры борьбы, как ограничение транзита товаров этих стран через терри­торию СССР, прекращение или сокращение фрахтования морского тоннажа этих стран под перевозки советских товаров, использования морских портов таких стран и т.д.

Эффективность подобных мер была очевидной. Среди мер экономической войны против Советского Союза фигурировал и правительственный запрет от 3 ок­тября 1930 г. на ввоз советских товаров во Францию без особого разрешения. Ответные советские контрмеры затро­нули интересы французских экспортеров и под давлением последних французское правительство отменило в июне 1931 г. свое распоряжение. Указанный эпизод экономичес­кой борьбы невольно приводит на память недавнее (80-х го­дов) эмбарго американской администрации на торговлю рядом товаров с Советским Союзом.

Однако в период мирового экономического кризиса на рубеже 20-х и 30-х годов, так же как и в наши дни, потребности в торговле и других связях на какой-то период оказались сильнее чисто политических маневров и объем сделок в 1930 г. с Советским Союзом даже вырос. Оборот внешней торговли СССР в 1929 г. составлял 1,4 млрд. руб., в 1930 г. — 1,6 млрд. руб. Достигнув максиму­ма в 1930 г., оборот советской внешней торговли стал падать, составив в 1932 г. 1,0 млрд. руб., а в 1933 г. — 0,7 млрд. руб. Это снижение продолжалось и далее вплоть до начала Отечественной войны. Здесь сказались и внутри  хозяйственные причины, и общая ситуация на мировых рынках.

Даже в самый разгар развития внешнеэкономических связей СССР Л. Б. Красин в 1925 г. обращал внимание на большое отставание роста объема внешней торговли от темпов восстановления промышленности и сельского хозяйства страны. Индекс физического объема внешней торговли показывает, что даже в хорошие годы она еще очень сильно отставала от довоенного уровня.

ТАБЛИЦА (1913 г. = 100)

Год Экспорт Импорт Оборот
1925 25,1 37,8 31,1
1928 37,7 49,4 43,2

В результате даже в эти годы недостаточность учас­тия советской экономики в мировой торговле, а сле­довательно, и в международном раделении труда была очевидной. Если в 1913 г. доля оборота внешней торгов­ли России в мировой достигала 3,9 %, то в 1924 г. она сос­тавляла всего 0,93 % и поднялась затем в 1925—1927 гг. всего до 1,3 % . Долгосрочное влияние этого фактора, т. е. уменьшение использования страной результатов международного разделения труда, безусловно, велико. Внушала опасение и структура советского экспорта. Он состоял на 1/5—1/4 из зерновых, еще 10—15 % приходи­лось на пушнину, несколько более 10 % — на нефть, столь­ко же — на лесоматериалы; две последующие традицион­ные статьи — ткани и лен доводили удельный вес этой груп­пы товаров более чем до 60 %.

Корни подобной структуры экспорта уходили в на­родное хозяйство в целом, зависели от уровня его раз­вития. В 1926 г. в деревне проживало 82 % населения и сельское хозяйство давало 56,6 % валовой продукции. Валовой сбор зерна почти достиг к 1927 г. довоенного уровня, но товарная продукция была ниже довоенной. В мелких крестьянских хозяйствах существенная доля продуктов потреблялась для личных нужд. В 1927 г. объем хлебозаготовок уменьшился, а в 1928 г. даже возник хлебо­заготовительный кризис. Все это отразилось на экспорте зерна. Если его ежегодный объем в среднем за 1909—1913 гг. составлял 10,5 млн. т, то за 1924—1930 гг. он не превысил 1,8 млн. т в среднем за год.

В этих условиях еще большее значение приобрела другая важная группа экспортных товаров: нефть и нефтепродукты. Возобновление в сколько-нибудь значи­тельных масштабах их запродаж за рубеж началось с 1923 г. В 1924 г. было вывезено более 700 тыс. т, в сле­дующие годы был превзойден довоенный уровень в 950 тыс. т и в дальнейшем этот рост экспорта нефти и нефтепродуктов продолжался.

Однако этот экспорт был значительно затруднен. Упоминавшийся уже ранее один из «королей нефти» — Генри Детердинг развернул настоящую экономическую и политическую войну против СССР. Детердинг, женатый на дочери царского генерала Кудоярова, стремился не только нанести удар по конкурентам, но и вернуть имущест­во, потерянное в России в результате революции.

Детердинг в английской газете в 1926 г. писал:

«Большевизму в России придет конец еще до конца этого года, и как только это случится, Россия сможет рассчитывать на получение любых кредитов… Деньги и кредиты потекут тогда в Россию».

Детердинг использовал все средства — миллионы фунтов стерлингов руководимой им «Ройял датч-Шелл», свя­зи в высших кругах Англии, дружбу с немецким генера­лом Гофманом. Уинстон Черчилль, выступая на митинге, заявил:

«Я лично надеюсь, что доживу до того дня, когда мы покончим с дружественными отношениями с Россией».

В мае 1927 г. английская полиция ворвалась в помеще­ние «Аркос», вскрыла дверь шифровального отдела. Через две недели Англия разорвала дипломатические отношения с СССР. Правда, спустя два года отношения были восстановлены, но вся эта эпопея сыграла свою отрицательную роль, оказала влияние на будущее.

В этот период — второй половине 20-х годов — самим ходом событий перед Советским государством стави­лась задача не только достижения довоенного уровням развития народного хозяйства и его внешних связей, но и существенного рывка вперед, чтобы наверстать упущенное время. Фактор времени все более властно напо­минал о себе. Обострялась необходимость ускорения развития, связанная с потребностями расширения участия стра­ны в международном разделении труда. Это требовало увеличения объемов внешней торговли, улучшения ее струк­туры, мобилизации все новых экспортных ресурсов. Последовали новые меры и в народном хозяйстве в це­лом, и в сфере советской внешней торговли.

Реальные возможности в основном экономических, финансовых методов, присущие нэпу в тот конкретный период, не позволяли государству ни изъять (сверх определенного предела) средства из сельского хозяй­ства, чтобы направить их в промышленность, ни резко изменить характер и структуру внешней торгов­ли. Тяжелая промышленность, сложившаяся еще до пер­вой мировой войны, ни по своему техническому уровню, ни по количеству производимой продукции (валовая про­дукция промышленности все еще не превышала 75 % уровня 1913 г.) не могла обеспечить модернизацию совет­ской индустрии.

Неизбежным являлись массовые закупки промышленного оборудования и машин за рубе­жом. Оплата таких закупок требовала иностранной валюты и золота. Вывоз золота мог покрыть лишь часть рас­ходов. Основная сумма затрат могла быть оплачена только инвалютной выручкой за экспортируемые товары.

Казалось, что для решения этого комплекса проблем можно эффективно использовать внешнюю торговлю лишь при условии, если будет максимально усилено вмешательство государственного аппарата во внутри­хозяйственные процессы и руководство внешнеэкономи­ческими связями.

Тем временем начинался принципиально новый этап во всей жизни страны, включая экономику. Резко воз­росли капиталовложения в промышленность. Для еесфинансирования были применены широкие дота­ции, безвозвратные ссуды и т. п. Покрытие этих затрат обеспечивалось дополнительной денежно-кредитной эмиссией, что вызвало диспропорцию между массой денег в обращении и кредитных средств, с одной стороны, и товарной массой — с другой.

Для выхода из этого положения последовал ряд специаль­ных мер: фондирование оборудования и материалов, нормирование продуктов питания и ширпотреба (в 1929 г. введена карточная система). Позднее, в 1930—1932 гг., была проведена кредитная рефор­ма — введен безналичный расчет между предприятиями и учреждениями. Рамки рыночных отношений серьезно сужались, а покупательная способность рубля ограни­чивалась. Изменение покупательной способности рубля и резкое сужение сферы его применения не могли не отразиться на его золотом содержании, на его реаль­ном курсе, на возможности быть обмененным на другие валюты. Рубль превращался в счетную единицу, а его курс приобретал условный, декретированный харак­тер. Снижение роли валютно-кредитной политики по существу означает самоустранение от борьбы в этой важной сфере. По мере того как усиливались приказ­ной характер управления народным хозяйством и мо­гущество государственного аппарата, намечался разрыв между развитием внутреннего хозяйства и мировой экономикой в том, что касалось уровня издержек, качества продукции, производительности труда и т. д. Ка­кое-то время эти отрицательные последствия еще уда­валось удерживать в определенных рамках за счет четкой работы административного аппарата и большей затраты ресурсов: людских, природных и других, однако в дальнейшем они привели к потерям времени и растрате ука­занных ресурсов. Впрочем, во второй половине 20-х годов вопрос еще так не стоял: людские и другие резервы каза­лись неисчерпаемыми, а преследуемые цели — индустриа­лизация страны и перестройка деревни, превращение страны в передовую промышленную державу с высоко­развитым сельским хозяйством, — как казалось, вполне оправдывали применяемые средства.

В области управления внешнеэкономическими связя­ми также усиливалась централизация, организационная структура упрощалась, чтобы обеспечить более действен­ное руководство со стороны бюрократической сис­темы.

После организационных изменений 1925 г. в сфере внеш­ней торговли (специализация государственных акционер­ных обществ, введение единообразия в технологию их ра­боты и усиление контроля за внешнеэкономической дея­тельностью) в 1930 г. были проведены новые преобразо­вания. Акционерные экспортные и импортные общества превращались во внешнеторговые объединения, получив­шие монопольное право совершать внешнеторговые опера­ции, каждое по своей товарной номенклатуре. Советские организации, производящие (или заготавливающие) экс­портные товары, продавали эти товары объединениям, а последние на началах хозрасчета реализовывали эти то­вары на зарубежных рынках.

Каковы же были результаты этих преобразований в народном хозяйстве с точки зрения роста экспортного потенциала и внешнеэкономических позиций страны? В промышленности принятые меры позволили увеличить объем производства: выплавку чугуна и стали, добычу железной руды, угля, нефти. Государственные заготов­ки хлеба за первую пятилетку возросли с 10,8 до 18,8 млн. т, хотя и за счет фактически принудительных изъятий. Соот­ветственно увеличился объем советского экспорта: нефте­продуктов, лесоматериалов, пушнины, марганцевой руды, хлебных и других пищевых товаров. Более 1/2 экспорта шло в ведущие капиталистические страны — Англию, Гер­манию, Францию, Италию и США.

Однако некоторые результаты должны были вызвать бес­покойство. Как весь оборот внешней торговли, так и экспорт в отдельности по отношению ко всей мировой тор­говле в целом (и соответственно мировому экспорту) так и не достигли довоенного уровня. Участие страны в меж­дународном разделении труда оставалось недостаточным.

Положение с традиционными экспортными отраслями было сложным. Среднегодовой экспорт зерна поднялся с 1,8 млн. т в 1923—1930 гг. до 2,1 млн. т, но все еще пример­но в 5 раз был ниже довоенного . К тому же в последую­щие годы он вновь стал падать из-за тяжелого положения в деревне.

Успехи в добывающей промышленности давали надеж­ды на расширение экспорта минерального сырья, и в пер­вую очередь нефти и нефтепродуктов. Действительно, экспорт жидкого топлива вначале приблизился к довоен­ному уровню, а затем, превзойдя его, продолжал беспре­рывно возрастать. Однако мировая торговля нефтью росла еще быстрее, и если в 1929 г. советская доля в ней состав­ляла 4,6 %, то в дальнейшем она падала и к 1936 г. не пре­вышала 2,7 %. Трудности с экспортом отражались на им­порте. Режим экономии валюты заставлял концентрировать усилия на самом необходимом, а это сопряжено с неиз­бежными в таких случаях потерями. В импорте удельный вес оборудования и машин увеличился с 25 % в 1925 г. до 54 % в 1931 г.

Тем временем ситуация за пределами Советского Сою­за в международных экономических и политических отно­шениях начинает меняться. Как политические, так и эконо­мические соображения усилили в США движение за пере­смотр американской внешней политики.

Если для прежнего периода заявление президента Гу­вера о том, что целью его жизни является уничтожение Советского Союза, было характерным, то затем все боль­ше представителей деловых кругов и политических деяте­лей стали высказываться за нормализацию отношений с СССР.

Ряд влиятельных сенаторов, в том числе Уильям Бора, также учитывали усилившуюся активность Японии в севе­ро-западной части Тихого океана. Весьма ясно сенатор Бора изложил это главе корпорации «Дженерал моторе» и одновременно президенту Комитета по изучению проблем межправительственных долгов А. Слоуну:

«… со всех точек зрения мы должны действовать в направлении восстановле­ния дипломатических отношений с СССР. Ситуация на Дальнем Востоке, а также экономическое положение, инте­ресы расширения торговли требуют действовать незамед­лительно».

Судя по многим источникам, будущий президент США Франклин Делано Рузвельт принял решение о нормализации отношений с СССР по существу много рань­ше своего вступления в должность (4 марта. 1933 г.). На это решение все больше оказывала влияние и опасность фашизма в Европе.

Что касается Дальнего Востока, то применение одних только экономических санкций могло бы в начале 30-х го­дов сдержать японского агрессора. Огромная зависимость японской экономики от ввоза сырья очевидна: 80 % импортируемой Японией нефти шли из США и 10 % из Нидерлан­дской Ост-Индии. Сырой каучук ввозился из Юго-Восточ­ной Азии, а импорт олова более чем в 3 раза превышал на­циональное производство. Ввозилась также большая часть алюминия и примерно 1/2 цинка.

Зависимость Японии от поставок стратегических ма­териалов и продукции из США, Британской империи и других стран делала ее уязвимой к экономическим сред­ствам давления, включая экономические санкции. Однако даже сама возможность таких санкций решительно откло­нялась Лондоном, в частности министром финансов Н. Чемберленом и его заместителем У. Фишером. Общая стратегическая концепция правых деятелей была на Дальнем Востоке той же, что и в Европе. Поскольку Япония, захва­тив Маньчжурию, вышла к границам СССР, антисовет­ские политики старались направить ее «в северном направлении», т. е. на советский Дальний Восток. Английский историк Н. Томпсон указывает на то, что Япония рассмат­ривалась как «гарант стабильности и порядка» на Дальнем Востоке, «как сила против большевизма в Китае и револю­ционного национализма в Индии».

Между тем и в военном отношении Япония в эти годы не могла бы игнорировать нажим со стороны других великих держав. По Вашингтонскому соглашению соотноше­ние флотов Англии, США и Японии было 5:5:3. Более того, в тяжелые годы кризиса США поддерживали тесные деловые связи с Японией и Германией. Когда в 1931 г. Япония начала агрессивные действия против Китая, США ответили лишь повышением пошлин на японские товары и дипломатическими протестами. Администрация президента Гувера больше опасалась возрождения радикального китайского национализма и его союза с СССР, чем японского захвата Маньчжурии.

Все это в целом отвечало политической психологии аме­риканских правящих кругов, их пониманию ситуации в сфе­ре международных экономических отношений. Амери­канские власти не применили санкций ни против Италии в 1935 г., когда последняя напала на Эфиопию, ни против фашистов Франко в Испании, ни против его итало-герман­ских пособников. Показательно, однако, что в 1936 г. США лишили Испанскую республику возможности при­обретать оружие.

Таким образом их внешнеэкономическая политика под­держивала соглашательство с фашистскими агрессорами, характерное в те годы для англо-французских правящих кругов. Лишь постепенно, по мере явного приближения ко второй мировой войне и возрастания непосредственной опасности, американское руководство стало с колебаниями и неуверенно вносить коррективы в свою внешнеэкономи­ческую стратегию.

В первые годы правления Ф. Рузвельта США стреми­лись расширить свободу маневрирования: уклонялись от коллективных усилий по стабилизации международных экономических отношений, отказывались от решения воп­росов о тарифах, военных долгах, консолидации денежных систем. США даже не поддержали те круги международ­ного капитала, которые были заинтересованы в смягчении накала торговых войн.

Накануне Лондонской экономической конференции 1933 г. США отменили золотой стандарт, приостановив действие акта от 1900 г., прекратили размен банковских билетов на золотую монету, а в начале 1934 г. провели по­нижение золотого содержания доллара. Новое золотое содержание было зафиксировано около 0,9 г чистого золота (0,888671 г) против прежних 1,5 г. Затем Франция, Гол­ландия и Швейцария отказались от попыток придержи­ваться системы золотого стандарта.

Ряд специалистов считает, что США намеренно не противодействовали царившей тогда анархии в междуна­родных экономических отношениях, рассчитывая лучше реализовать цели американских монополий путем полити­ки «экономического национализма». Не связывая себя по возможности какими-либо обязательствами, США прак­тиковали заключение лишь ограниченных двусторонних торговых соглашений. В целом США, Англия и Франция выходили из кризиса, применяя на мировой арене свою достаточно традиционную политику сочетания экономиче­ской борьбы и отдельных силовых приемов.

Иной была внешнеэкономическая стратегия Германии, Италии и Японии. Правящие круги этих стран не видели для себя реальных экономических путей (в рамках их политических структур) не только реванша на мировой арене, но даже выхода из глубочайшего хозяйственного кризиса внутри страны. Эти державы все больше склонялись к чисто насильственным средствам борьбы. Прежде всего речь пошла о территориальных захватах. В 1928 г. будущий фашистский правитель Германии определял ее по­литику как «борьбу за жизненное пространство». Еще не успел мировой кризис окончиться, а нацизм утвердиться у власти в Германии, как Гитлер заявил 27 января 1932 г.:

«С моей точки зрения значило бы запрягать коня с хвоста, если сегодня полагать, что при помощи хозяйственных ме­тодов можно восстановить могущество Германии, вместо того чтобы понять, что могущество само является и уcловием улучшения экономического положения».

Эта высокопарная фраза означает призыв к оголтелому и грубому насилию: ограбить кого угодно и где угодно, а за счет ограбленных жертв накормить и одеть немцев (разу­меется, «чистокровных»), подправив хозяйство Германии. Однако на мировой арене за силовыми действиями не­минуемо, хотя и незримо, стоит все та же экономика с ее неумолимыми законами. В конечном итоге именно она, экономика, и решит исход предпринятой силовой политики.

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (Пока оценок нет)